— Идем. Здесь его нет.
Киваю и выхожу следом, но дверь Грант все равно не закрывает. Как будто надеется, что Чарльз все-таки забился в какой-то неизученный нами угол, а после выберется.
Бильярд так и стоит разворошенный нашей последней игрой, но сейчас мы проходим мимо. Поднимаемся в гостиную по пяти ступенькам, и Грант снова оставляет и вторую дверь открытой. От мысли, что так он теперь будет поступать всегда в надежде, что это поможет Чарльзу вернуться, ёкает сердце.
Та привычка, которая режет сердце на лоскутки, а после кто-нибудь спрашивает: «А почему ты никогда не запираешь двери?» или «Зачем ты ставишь дверцу для животных, если их у тебя даже нет?». Или «Почему ты бледнеешь, когда я прикуриваю сигару?». И даже «Почему ты отказываешься ехать вместе с ним на огненное шоу, он же столько тебе заплатил за сопровождение?!»
Потому что некоторые привычки обошлись нам слишком дорого.
В гостиной Грант снова ходит по комнате, заглядывая под диван, в шкафы на кухне (ну вдруг сам добрался до консерв). Все это мы уже исследовали. Даже свои спальни. Мою полупустую гардеробную. Даже с опаской выглядывали в бассейн, но ничто не нарушало спокойную бирюзовую гладь.
Раздается неожиданная трель, и Грант нажимает на кнопку возле дверей.
— Босс? Тут кое-кто приехал, — разносится на всю гостиную.
Мне хочется сбежать, чтобы не слышать дальнейший разговор, но мои ноги почему-то будто приросли к полу. И я остаюсь на месте.
— Я никого не принимаю, — отрезает Грант.
Кажется, ему тоже неловко за то, что он вынужден говорить по громкой связи. Почему-то у этой системы не предусмотрели телефонную трубку и какую-то приватность.
— Но это… — возражает охранник.
— Мне плевать! — отрезает Грант.
— Сэр, это лейтенант Джоу, национальная армия.
После незнакомого голоса смолкает даже Грант.
— Не хочу мешать вашему отдыху и простите, что так поздно. Но я обязан предупредить вас о движении огня в лесу, в ста милях к северу отсюда. Жду вас снаружи, сэр. Много времени я не займу.
Время до возвращения Гранта тянется невозможно долго. Будь Чарльз на месте, я бы хоть потупила в экран телевизора, но без кота расслабиться и не думать о том, что пламя где-то рядом не получается.
Исчезновение кота и близость лесных пожаров взвинчивают мои нервы до невозможного. Время до возвращения Гранта тянется медленно, и я меряю гостиную шагами, благо размеры позволяют кружить по ней хоть до потери пульса.
Наконец дверь снова отворяется.
— Ну что там?
— Все в порядке.
Грант проходит на открытую кухню, берет льда и достает виски. Стискиваю до боли руки, когда первый глоток он выпивает разом. А после наливает еще на два пальца.
— Ты не мог бы рассказать больше?
— Я ведь сказал, что все в порядке.
Стал бы он смотреть невидящим взглядом на неработающую жаровню, если бы все было именно так? Вряд ли. Я не знаю, что сказал лейтенант и, судя по всему, правду так и не узнаю.
— Так мы не уедем? — отвращение к Гранту ощущается горьким привкусом на языке.
— Осталось три дня. Мы не можем.
И вот она, правда.
Ему жаль денег и оставшихся дней. Ему нельзя возвращаться в город со мной, где его могут увидеть. Особняк в лесу хорошее место для уединения, а охрана не станет рассказывать правду невесте, которой ни к чему знать об отвязном мальчишнике длиной в неделю.
Грант перехватывает стакан так сильно, что кажется, стекло вот-вот треснет. Его взгляд темнеет, когда он останавливает его на мне.
— Твой страх понятен, но я выключил долбанную жаровню ради тебя. Думаешь, я стал бы подвергать наши жизни опасности и сидеть в лесу и дальше? Эти леса в Калифорнии горят каждый год! Ничего страшного не происходит, Жаклин!
— Но лейтенант не приехал бы, будь все так, как ты говоришь.
— Он просто объезжает дома в округе. Такая у него работа. Предупредить! Если бы огонь был уже рядом, с нами не стали бы разговаривать. А он за сто миль отсюда! Иначе здесь уже была бы национальная армия, которая приказала бы покинуть нам дом в ту же минуту.
— Никто не знает, куда движется пламя.
Грант трет переносицу пальцами.
— Ты преувеличиваешь. Они знают! Эти люди годами сражаются с огнем и знают, как управлять им и как контролировать.
— Ты не знаешь, каким бывает огонь!
— Хватит! Ладно? Я понимаю, это твой триггер, но сейчас мы в безопасности. И давай закончим на этом.
Киваю, обхватывая себя обеими руками. Будет лучше, если я вернусь в спальню. Вечер уже испорчен и другим не будет. Уже на лестнице слышу звук стекла и оборачиваюсь.
Грант снова пьет. Не знаю, кто виноват в его состоянии: Чарльз или сорванный отдых, но Грант не был таким прежде.
— Он просил тебя уехать?
Мне важно услышать, что Грант не стал бы рисковать нашими жизнями, а еще услышать правду о визите полиции.
— Мы пробудем здесь еще три дня, — только отвечает он.
Значит, лейтенант вполне мог попросить его уехать, но сам Грант решил остаться, ведь что такое каких-то три дня?
Всего лишь три дня, которые могут стоить нам обоим жизни.
Поднимаюсь обратно по лестнице в свою спальню. Дверь тоже оставляю приоткрытой.
Этой ночью я так и не слышу музыки.
А утром впервые просыпаюсь одна.
Глава 29
Утром я нахожу Гранта на диване в гостиной. Он спит в одежде, уткнувшись щекой в диванную подушку, а его рука свисает до пола. Перед ним на низком столике наполовину пустая бутылка виски, а в формочки для льда стоят растаявшие. Отсутствие матраса не проблема, когда в доме достаточно виски.
Я бы могла подойти к нему и ласково разбудить, посмеяться над тем, что следующие три дня он все равно будет спать на неудобном диване, так что лучше бы нам уехать прямо сейчас.
Но Чарльза все еще нет. И смеяться хочется меньше всего.
Поэтому я разворачиваюсь и иду инспектировать холодильник. Яиц больше нет, так что на завтрак только кофе без молока, последний авокадо и мягкий сыр. Тостов тоже нет.
Грант все-таки просыпается. Не говоря ни слова, просто садится на диване, запускает руки в волосы и сидит без движения, как будто от резкого движения мозги могут расплескаться. Знакомое состояние с похмелья.
Вспоминаю, где видела в ящиках на кухне аптечку, набираю стакан воды и бросаю туда аспирин. Ничего личного. Я не раз поступала так с клиентами.
Помятый Грант бросает на стакан с лекарством хмурый вид, но не отказывается. Стакан осушает с жадностью.
— Я в душ.
Киваю и возвращаюсь на кухню. Ем в тишине. Одна. Какими будут эти три дня без Чарльза?
А сможет ли Грант вообще уехать, если так и не найдет кота? Даже если огонь будет рядом?
Это не мое дело, отдергиваю себя. Через три дня меня не будет не только здесь. Меня не будет и в его жизни. За советами пусть идет к своей невесте.
Вздрагиваю от внезапного грохота. Отставив чашку, прислушиваюсь к шуму на втором этаже. Грант упал в душе? Непохоже. Звук был… громкий, глухой и в то же время ближе…
Мелодичный?
Поднимаюсь из-за кухонного островка и замираю посреди гостиной. Грант, целый и невредимый, появляется на лестнице в одних штанах и с полотенцем на плечах, которым ерошит влажные волосы.
— Что ты делаешь?...
— Тихо, — прикладываю палец к губам.
Глухой стук повторяется снова.
К нему вдруг прибавляется приглушенный «дзынь».
Глаза Гранта расширяются, и он бросается прямиком к кабинету. Я бегу следом. Моментально определив, откуда доносится звук, Грант отбрасывает тяжелый, бесформенный чехол, обнажая красивый черный рояль.
Копошение, стук и звон моментально становятся громче.
— Будь ты проклят, — восклицает Грант, откидывая крышку рояля. — Да как ты сюда вообще забрался?
— Мяу, — отвечает ему Чарльз.
Кошачий навигатор был бы очень немногословен, если бы существовал в природе.
Кот дергается при виде хозяина, хочет выпрыгнуть, но снова раздается тот самый звук — это натягиваются и вот-вот порвутся струны. Кот-тяжеловес чхать хотел на инструмент, в который залез, но не смог выбраться, запутавшись, как перекормленный окунь в натянутых сетях.